ереходящее знамя единоверия в Тихвине
Совсем недавно в СМИ появилась информацию о том, что в Тихвинской епархии РПЦ был открыт очередной «Центр древнерусской богослужебной традиции». «Старообрядные приходы» РПЦ являются продолжателями так называемого «единоверия». Это своеобразная культурная резервация в патриархийной церкви для любителей красоты древнерусского богослужения. У нынешнего «единоверия» благообразное, часто даже интеллигентное лицо Отдела внешнецерковных связей. Нынешние «единоверцы» довольно неплохо разбираются в древлеправославной традиции и некоторые из них вполне искренне желают ее возродить.
Однако истинное лицо единоверия – совсем иное. К сожалению, самозваные «возродители традиций» не слишком любят упоминать о своих исторических корнях.
Есть такой полузабытый фильм Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово». В нем был персонаж – чиновник по особым поручениям Мерзляев, приехавший в захудалый губернский городишко разоблачать «бунтовщиков». Именно это и есть подлинное лицо нынешних «старообрядных приходов». Для того, чтобы разобраться, как это получилось, давайте вспомним историю Тихвинского староверия. Тем более, что «старообрядный приход» здесь далеко не новость.
В свое время проповедь сопротивления никонианам здесь возглавлял игумен Беседного монастыря Досифей, постригший в инокини Боярыню Морозову. А с начала 18 века в Тихвине имелось кладбище и моленная федосеевского согласия, которая впоследствии стала скитом, действовавшим с дозволения властей. Почти все зажиточное купечество Тихвина принадлежало к старой вере.
В годы правления Николая I правительство, частью которого была Греко-российская церковь (РПЦ называет себя ее правопреемницей), возобновило преследования старообрядцев. И вот тут-то появляется на горизонте нашего повествования главный персонаж моего очерка – чиновник по особым поручениям Юлий Константинович Арсеньев. Его забота была простая: изучить новгородских «раскольников» и загнать их в официальную церковь. Именно ему принадлежит заслуга в учреждении первой единоверческой церкви в Новгородской губернии в 1854 году.
Арсеньев, подобно рязановскому Мерзляеву, не действовал открыто. Это был интеллигентнейший человек, при всяком удобном случае надевавший на себя маску либерала. Даже в своих изысканных отчетах чиновник позволял вольности. Например, описывая слухи о скором конце света и готовность пойти на смерть за старую веру среди новгородских староверов, он сделал пометку: «Ах, до чего довели наш народ!».
То, что народ доводили до подобного состояния сам Арсеньев и его коллеги по цеху, ему, вероятно, не пришло в голову. «Отеческая» жалость к народу это хорошо, но служба важнее. И вот, составив подробный отчет о наиболее «зараженных расколом» местностях губернии, Арсеньев приступил к действенному насаждению единоверия. Первым делом он решил «облагодетельствовать» как раз Тихвин.
Вот как охарактеризовал деятельность отца-основателя Тихвинского единоверия местный историк И. Мордвинов: «За три месяца своего пребывания в Тихвине он арестами и полицейскими волокитами успел обратить всех наиболее упорных раскольников, и менее чем в месяц из бывшей часовни построил единоверческую церковь». Конечно, внешне «обращения» были обставлены, как добровольные прошения об учреждении «единоверческого» прихода. Как в советские годы – «добровольно и с песней», «по просьбам трудящихся» и т. п.
Сам Юлий Арсеньев не замедлил отрапортовать начальству об успешно проделанной работе. В отдельной заметке на странице Новгородских губернских ведомостей он превозносил церковь, построенную им вместо отобранной от «раскольников» часовни: «Храм был построен в соответствии с наидревнейшими образцами, украшен внутри драгоценными иконами, снабжен церковными книгами старой печати. Царские врата древневизантийской работы, образ Богоматери Тихвинской, Николая Чудотворца, Спаса Милостливого — древние иконы, древнее которых едва ли найдутся в России».
Стоит отметить, что риторика чиновника очень напоминает риторику любителей «благообразия длинных бород» в нынешних «старообрядных приходах» РПЦ. Слово «древний», как мантра повторяемый нынешними «единоверцами» и имперскими чиновниками позапрошлого века, должно, по их мнению, усыпить бдительность «глупых» староверов.
Тупое мужичьё, чернь, достаточно помахать им перед носом кадилом «древневизантийской работы» — и они сразу придут к нам. Таков основной месседж учредителей единоверия в 19 веке. И нынешние «старообрядные приходы» унаследовали это отношение к старой вере. Для них она – лишь древний обряд, и ничего больше.
Чиновник Арсеньев, в итоге, получил желаемое. Он дослужился до Смоленского губернатора, губернаторствовал в Олонецкой и Тульской губерниях. По его же инициативе были открыты единоверческие церкви в других городах Новгородской губернии. Но чадо оказалось мертворожденным. Как только намечались правительственные послабления староверам, они тут же спешили покинуть лоно единоверия, что фиксировалось статистикой в общероссийском масштабе.
Современные «старообрядные приходы», по-сути, также являются детищем церковной бюрократии, пытающейся оживить приходскую жизнь. Но это лишь верхушка айсберга. Гораздо глубже, в самих недрах РПЦ, сидит желание вернуть себе статус, который она занимала еще при царе. Другими словами, стать государственной идеологией.
И здесь искусственное оживление трупа «единоверия» как нельзя кстати. Ведь к консервативной «древневизантийской» эстетике можно примешать любые имперские амбиции. Нынешнее «единоверие» поразительно, сквозь века, следует своим духовным истокам. Как и породившая его РПЦ.
Илья Мельников
